У нее были крылья. А он не знал, вернее не хотел верить.
Она умела летать. А он и знать об этом не хотел. Спуская ее каждое утро с лиловых облаков, он говорил:
— Не выдумывай, глупышка. Ты не умеешь летать.
А она не обижалась. И снова улетала. Бродила одиноко по облакам, бросала солнце как мяч. Ловила мечты людей и играла ими словно песком, пропуская их сквозь нежные пальцы.
Но приходил он. Он был старше ее, он не умел летать. Он находил ее, потому что у него были связи.
Она убегала от него, игриво смеясь и окунаясь в очередное облако. А ему стоило щелкнуть пальцами, как две большие, хищные птицы, останавливали ее.
У нее была детская душа. Она любила полевые ромашки. Он находил тону ромашек. Осыпая ее с ног до головы.
Но она не смеялась.
Она смотрела на них. Крупные, садовые, бездушные цветы веяли холодом также как и он.
Она была ветром. Каждую ночь летела она к звездам, отправляя им воздушные поцелуи.
Звезды сплетали ей венок и предлагали остаться с ними.
Но приходил он.
— Не выдумывай, глупышка. Ты не ветер, — говорил он.
Она любила дождь.
Она пробиралась сквозь капли, к самому сердцу дождя. Она была радугой.
Она рисовала ее цвета, окуная кисть в лужи. Она рисовала город.
— Не выдумывай, глупышка. Ты не радуга, – говорил он.
У нее было сердце поэта. Она подбрасывала его в облака и окунала в воду. Она любила поэзию…
— Не выдумывай, глупышка, – говорил он. – Ты не поэт.
Она любила рисовать.
Окунет как-то кисть в акварель и нарисует закат.
Потом подарит его людям. Но приходил он:
— Не выдумывай, глупышка. Ты не художник.
Однажды она улетела. Улетела навсегда.
Оставив крылья. А может, ушла. Босиком, собирая ромашки и вплетая их в волосы.
Он остался один…
Он брал ее кисти и пробовал рисовать закат. «Я не художник», — подумал он.
Он пробовал писать стихи. Рвал бумагу и думал: «Нет, я не поэт».
Он рвал ромашки, смотрел на звезды, раскрашивал радугу, окуная кисть в лужи.
Ходил по лиловым облакам.
Потом взял ее крылья.
Встал на самое высокое облако.
Рванулся вниз.
«Я не умею летать», — подумал он.

1 мая 1947 года Эвелин МакХейл спрыгнула вниз со стометровой площадки Empire State Building, Эвелин упала на крышу лимузина. Фотограф Девил Уальз оказался рядом с местом происшествия и сделал снимок тела МакХейл через, несколько минут после трагедии.



В майский день 23-летняя Эвелин МакХейл, которая только что рассталась со своим женихом, написала записку «He is much better off without me.....I wouldn't make a good wife for anybody» (Ему будет лучше без меня… Я не смогу быть хорошей женой ни для кого). Затем она перечеркнула эти слова.

Она поднялась на смотровую площадку Empire State Building. Сквозь легкий туман она пристально посмотрела на улицу, на 86 этажей вниз (344 метра вниз). Она не оступилась и с уверенностью прыгнула. Эвелин упала на крышу лимузина ООН, припаркованного у обочины.

Студент-фотограф Девил Уальз находился на соседней улице, когда услышал страшный грохот. Через четыре минуты Уальз сделал этот снимок: жестокости смерти и её же леденящего хладнокровия.

С одной стороны — искусство, с другой — тело красивой девушки с разбитым сердцем.

Остается только догадываться, что она думала в тот роковой момент, преодолевая расстояние в воздухе, падая все 86 (344 метра) этажей до земли. Это конечно же, осталось загадкой, её загадкой.......................

Стих неизвестного автора:

Любовь приходит и уходит,
а жизнь всего у нас одна.
Так береги её как птицу.
Словил, держи в руках всегда,
а если ты её отпустишь,
то Бог накажет как тогда.
За ту любовь которой нету,
так и не станет и тебя!

— Стоишь на берегу и чувствуешь солёный запах ветра, что веет с моря. И веришь, что свободен ты и жизнь лишь началась. И губы жжет подруги поцелуй, пропитанный слезой.

— Я не был на море…

— Ладно, не заливай… Ни разу не был на море?

— Не довелось. Не был.

— Уже постучались на небеса, накачались текилой, буквально проводили себя … в последний путь. Хм. А ты на море–то не побывал.

— Не успел, не вышло.

— Не знал, что на небесах никуда без этого?

— …

— Пойми, на небесах только и говорят, что о море. Как оно бесконечно прекрасно. О закате, который они видели. О том, как солнце, погружась в волны, стало как кровь. И почувтсвовали, что море впитало энергию светила в себя, и солнце было укращено, и огонь уже догорал в глубине. А ты? Что ты им скажешь? Ведь ты ни разу не был на море. Там наверху тебя окрестят лохом.

— Что ж теперь поделаешь … 

слишком много неоправданной грусти по кому-то \ чему-то.